http://www.liveinternet.ru/users/black_ … t63585895/

Том Kaulitz
В ВОСТОРГЕ!!! 
Линдси Лохан
Работает!!

http://www.liveinternet.ru/users/black_ … t60301762/

Лично я этот фанфик перечитываю и все равно интересно. оцените.

-Я уже не помню, когда это началось…- Билл дышал все тяжелее, и его речь часто прерывалась.
-Просто однажды я проснулся и понял, что я… У меня никогда не было девушки, понимаете. Я думал, что все придет со временем и любовь, и чувства, считал себя еще не созревшим для отношений. Я никогда не искал встреч на один день, мне просто самому это было не интересно. С детства я был всецело поглощен музыкой и не нуждался в чем-либо еще. В 13 все мои друзья уже гуляли с девочками, особенно в этом преуспевал мой брат. Ему всегда удавалось овладеть сердцем девушки в считанные дни. Возможно, в глубине души я и завидовал ему, но не зацикливался на этом. У меня в жизни была только одна любовь-это музыка. Я не спал ночами, сочиняя песни, я готов был сделать что угодно, что бы только мои песни слушали все! Я вложил в них всю душу, все свои страдания и переживания, понимаете, доктор?! Я не понимал жизни без музыки, без творчества, без своих песен!!!!
У Билла снова началась истерика. Это случалось всегда, когда он начина говорить про музыку. Доктор Кайненсберг считал, что это из-за мании величия, звездной болезни и сильной нагрузки в студии. Группа “Tokio Hotel”, солистом которой Билл и являлся, была мега популярна во всех странах мира, и в свои 18 мальчик был на грани шизофрении. Еще бы. Если уже сейчас каждый день на имя группы приходит около тысячи писем, а число поклонниц (!) этой группы исчисляется миллионами. Билл считал себя их богом и наслаждался своей славой. Но в последнее время Фрау Каулитц очень обеспокоилась поведением сына. Он почти никуда не выходил, постоянно сидел дома, в своей комнате. Лежа на кровати, он стеклянными глазами бездумно смотрел в одну точку. Даже когда к нему в комнату входила мать, не было никакой реакции. Билл был живым трупом - таким же неподвижным, холодным и бледным. Да он был болезненно бледным и почти ничего не ел. При росте 186 см Билл весил 48 кг. На его худом лице четко вырисовывалась депрессия, апатия и безразличие ко всему живому. Врачи поставили диагноз - истощение организма, психоз. Запретили нагрузки на психику. Но мать не выдержала и решила показать мальчика знакомому психологу, доктору Георгу Кайненсбергу, известному своим талантом “спасения утопающих”.
Но Билл молчал. Он никому не раскрывался и не сознавался, в чем реальная проблема его депрессии. Никто не мог раскусить его, понять его заблудшую душу. Даже такой профессионал как Кайненсберг был бессилен перед лицом этого маленького, хрупкого мальчика. Билл молчал. Он объяснял все это обычным творческим кризисом. Все верили и пытались дать мальчику творческую свободу и вдохновение и считали, что этого будет достаточно.
Но лишь один человек на земле знал, что причина совсем не в творчестве. Том всегда чувствовал Билла как никто другой и всегда догадывался, что у него на душе. И в этот раз он тоже чувствовал, что с братом что-то не так.
Из Дневника Тома Каулитца:
15.09.2007 г.
“Он никогда не был таким подавленным, как сейчас… Что с ним такое?! Что случилась?! Раньше он все мне рассказывал, а сейчас замкнулся в себе и ничего не говорит! Говорит только, что все в порядке, но я то знаю, что это НЕ ТАК!!! Билли! Любимый, дорогой мой братик! Почему ты меня так мучаешь?! Я же не могу читать твои мысли!!! Пожалуйста, скажи мне, в чем дело! БИЛЛ!”
26.09.2007 г.
“Вчера у Билла снова случился приступ. Его тошнило, рвало, давление подскочило! Я весь вечер пробыл с ним. Я просил его рассказать все маме, но он умолял меня не делать этого! НЕТ, я не могу предать его! Тем более я сам очень боюсь, что его заберут от меня, что я останусь один! Но с другой стороны - а вдруг я потеряю его навсегда… НЕТ!!! Этого не может быть!!!! Все обойдется, держись, Билл, держись!”
Записи из дневника Била:
29.08.2007 г.
“ О господи сколько это еще может продолжаться!!! Я устал от этого! Я не хочу чтобы это происходило! Нужно покончить с этим, но как??? Том, Томми! Как я хочу рассказать тебе все! Но как ты сможешь помочь???!!! Они и так тебя не уважают, но хоть не трогают! А если ты вмешаешься, то все пропало! Они и над тобой будут издеваться! Они сожрут тебя, суки! Нет, я не позволю!!! Будут иметь, так же как имеют меня! Изнутри до последней капли! Морально давить, как жука, как змею! Прости Том, но мне нужно молчать! Я знаю, что ты мучаешься, что страдаешь при мысли что страдаю я! Но узнав правду ты будешь страдать еще больше! Я не когда не позволю тебе впасть в отчаяние, как впал я! Прости, Томми, я люблю тебя, но не могу сказать правду! Прости, прости, прости… ”
01.10.2007 г.
“Сегодня я буду давать очередное интервью в своем родном городе. Но меня это ни капельки не радует. Меня последнее время вообще ничего не радует и не интересует. А все из-за этих ублюдков! Как же я их ненавижу! Чтоб вы все сдохли! Сегодня с утра они опять звонили… Опять угрожали расправой если я еще раз появлюсь на улице. Сказали, что убьют меня! А ведь они могут сделать это! Они могут! Мне страшно… Том, господи, где же ты???!!! Спаси меня! Rette mich…”
Дневник Тома:
01.10.2007 г.
“О господи, где же ты??!! Билл! Куда ты делся?! Тебя нет целый день! Ушел на интервью и не вернулся! Может по дороге тебе стало плохо?! Зря я не сказал тогда маме! Хотя нет, это было бы равносильно тому что если б я тебя убил! Я так волнуюсь, Билли, братик!!! Где же ты?!? Ответь! Я жду тебя, я не нахожу себе места! А может ты просто захотел оттянуться в клубе??? {censored}! Если это так то я тебя убью! Почему телефон отключен?! Может опять достают фанатки?! Нет, ты только сменил номер. Ну где же ты!? БИЛЛ!!!!!!!!!!”
Той же ночью
“Я сижу и тупо смотрю на стену. Там весит наша с тобой фотография, мой милый, милый Билли!
Господи, сделай так чтобы с тобой было все в порядке! Я уже так соскучился по тебе… слышу шорох под дверью комнаты и сдавленные стоны. В голове тут же пронеслась вся жизнь. Нет… неужели это то что я подумал… Вскакиваю с кровати и в одну секунду оказываюсь у двери. Стон стал сильнее. Я на секунду остановился и похолодел. Да это ты. Но что случилось?!...
- ТООООООМ…..
- Господи… -одними губами прошептал я, когда увидел ЭТО…
Это было невыносимо. Ты лежал калачиком у порога, как брошенный щенок и изо всех сил пытался прошептать мое имя.
- Тоооом…..!
Ты стонал все тише, потом изо всех сил приподнялся и посмотрел на меня своими мутными стеклянными глазами в которых не читалось ничего кроме страха и боли… Душевной и физической невыносимой боли. Тушь растеклась от слез и размазалась по лицу отчего оно казалось еще чернее и болезненнее. Все твое некогда прекрасное лицо было покрыто ссадинами и кровоподтеками. Я стоял у порога и будто не слышал тебя. Я не мог оторвать взгляд от твоих глаз, бездонных и безумных.
- ТООООМ!!!!!! - из последних сил простонал Билл. - ТОООООММИИИ!!!!
Не медлив больше ни секунды я поднял брата с холодного пола и потащил на кровать. Он стонал от боли при каждом моем движении.
- Господи! Кто сделал это с тобой!? Билл! Билл! Не молчи, ответь!
В ответ по твоим щекам покатились слезы… Как капельки росы они блестели на твоем лице чернея с каждой секундой и оставляли на белоснежной простыне только черное пятнышко…
Ты бы бился в припадке беззвучной ярости но у тебя не было сил даже пошевелить губами. Вся злость гнездилась у тебя в теле, в душе, в голове… Я это чувствовал. Но ты не мог ничего сделать что бы выпустить ее и расстаться с ней навсегда. Тебе было тяжело, это было невыносимо! Я прижал твое почти бездыханное тело к себе и сам заплакал.
- Что случилось, СКАЖИ!!! Скажи хоть что-нибудь Билли не молчи! Кто это был?!
- Дай мне пять минут - еле слышно прошептал ты… Да хоть целую жизнь! Хоть целую вечность! Я убью их! Убью тех, кто сделал это с тобой! Я лег рядом и ты вжался в мои объятия. Ты всегда делал так когда тебе было плохо. И плакал. И я никогда не посмел бы посмеяться над тобой в такие моменты. Уткнувшись в мою шею своим мокрым, холодным лицом ты заплакал еще сильнее. Я тоже плакал, потому что чувствовал то же что чувствовал ты. Я всегда ощущал твои эмоции, думал твоими мыслями… А ты моими. Это было в порядке вещей. Наши сердца всегда бились одновременно. И сейчас когда тебе плохо я тоже изнемогаю от боли. Мне больно ощущать твои слезы скатывающиеся по моему плечу. Они как раскаленный металл обжигают каждую клеточку моей кожи. Твои хрупкие нежные руки сильно сжимают мое тело, казалось что я сейчас перестану дышать. Но я терпел. Это то что тебе сейчас нужно. Любовь. Я всегда смогу дать тебе свою когда тебе это понадобиться! Хоть всю до последней капли, до последнего вздоха! Я никогда не покину тебя и буду любить тебя вечно…
- Они сделали со мной такое… такое…. - шептал ты.
Я гладил тебя по твоим мокрым волосам. Даже сейчас они были гладкими как шелк. Я запустил в них руку и еще сильнее прижал тебя к себе.
- Они поймали меня… поймали… - хрипел ты еле слышно. Да. Так оно и есть. Ты кричал. Ты сильно и невыносимо кричал, потому что больше ничего не мог сделать. Ты кричал и сорвал голос. Schrei… это единственное что тебе оставалось. Ведь меня не было рядом и я не мог тебе помочь! Какое же я ничтожество что даже не смог защитить своего брата! Любимого, моего Билли! Я почувствовал что моя футболка стала мокрая. Я посмотрел на нее и увидел твою кровоточащую руку а на ней надпись вырезанную на ладони: KILL BILL. Я сразу понял кто это. Как они посмели, сраные ублюдки! Чтоб вы все сдохли! Как вы смогли! Как посмели тронуть его! Вам что мало было издевательств в школе! Я убью вас! Я убью вас всех! Парезы на ладони были очень глубокими и из них сочилась алая кровь. Я прижал твою ладонь к своей груди. Ты простонал от боли… еле слышно…
- Они поймали меня… в подворотне… по дороге домой… Они избивали меня железными палками… Я упал с первого удара и… они начали добивать меня ногами… - ты посмотрел на меня и в глазах все та же боль но только сильнее во много раз… в сотни раз сильнее и пронзительней…
- А потом они начал кричать: ПЕДИК! УБЛЮДОК! ГРЯЗНАЯ ШЛЮХА! ТЕБЕ НРАВИТСЯ БЫТЬ ШЛЮХОЙ?!?!?! ТАК ТЫ ЕЙ БУДЕШЬ, СУКА!!!! А потом… потом они подняли меня… я уже мало что помню… один из парней прижал меня к стене и жадно горько впился в мои губы. Я пытался увернуть но он был сильнее. Он схватил меня за шею и начал душить… перед глазами пронеслась вся моя жизнь… я думал что он никогда не остановится… мне было больно от его поцелуя, так больно как не было еще никогда. Он дал мне пощечину со словами: СЕЙЧАС ТЫ БУДЕШЬ МОЕЙ ШЛЮШКОЙ! И он резко выдернул ремень из моих штанов. Я пошатнулся и чуть не упал… он развернул меня лицом к стене и началось… он вошел в меня грубо и резко. Слишком быстро. Слишком сильно. Слишком глубоко. Из моей груди вырвался крик, но его рука быстро и сильно зажала мне рот. Я стонал, я кричал и вырывался как мог… но он был сильнее… он зажимал мне рот рукой и насиловал не переставая ни на секунду… боль была невыносимой я думал что сейчас умру или потеряю сознание… это было мое единственное спасение отрубиться что бы не чувствовать этого ублюдка во мне… у меня больше не было сил бороться и я покорно стоял прижатый этой сукой к стене стонал и плакал… от боли… от унижения которому подвергся… когда он кончи он увидел мои слезы и засмеялся. Все остальные тоже начали смеяться: ТЫ РЕВЕШЬ КАК ДЕВЧОНКА!?!?! ТОГДА МЫ СДЕЛАЕМ ИЗ ТЕБЯ НАСТОЯЩУЮ ДЕВЧОНКУ! И он заставил меня сделать это… - Ты еще раз посмотрел на меня своими полными слез глазами. Мое сердце сжалось и я прижал тебя к себе сильнее Том, Томми! Он заставил меня… заставил отсосать у него! Ты слышишь, Том! Он сказал что если я не постараюсь то он… он убьет меня… я знал что он может… он сделал бы это. И я начал. Но в таком состояние я мало что мог сделать и поэтому чтоб не мучаться этот ублюдок поставил меня на колени прижал к стене и поимел меня в рот… он входил так глубоко и грубо что я еле дышал. Но кажется его это не волновало. Его грубые руки крепко сжали мою голову чтобы я не дергался… меня тошнило… тошнило от вкуса его члена от всего что со мной происходит… от запаха крови… потом этот ублюдок кончил мне на лицо … его это невероятно заводило. Он схватил меня за руки что бы я не смог стереть… он развернул меня к стене и начал снова… грубо, больно, быстро… потом они еще долго по кругу насиловали мое тело, я уже не помню сколько, семь раз или больше…. Прости меня Том! Я был грязной шлюхой! Я был грязной шлюхой этого ублюдка! Он пообещал что теперь всегда будет делать это со мной! Том, мне страшно! Я больше не хочу этого! Я не хочу пережить заново этот кошмар! СПАСИ МЕНЯ, ТОМ! RETTE MICH…
И ты потерял сознание. Когда приехала мама она вызвала “скорую” и тебя положили в больницу.
Как только ты очнешься я навещу тебя, Билл! Я буду ночевать в больнице, буду ждать тебя, считая секунды, потому что я люблю тебя братик, слышишь люблю!
13.10.2007 г.
“Ты наконец-то очнулся и я помчался на встречу тебе. Доктор сказал что ты все еще в очень тяжелом состоянии и тебя нельзя беспокоить, но я умолял его и он меня впустил.
- Привет - еле слышно одними губами произнес ты.
- Билл, ты очнулся! - я подскочил к тебе схватил твою руку сжал так сильно как мог и поцеловал. Ты слегка улыбнулся своей милой улыбкой.
- Ты здесь, со мной! Господи я думал, что ты ушел от меня! Что мы больше никогда не увидимся!
- Том послушай меня. Что бы ни случилось…
- Нет не говори так!
- Подожди. Просто послушай. Что бы ни случилось я всегда буду с тобой. Здесь… - ты прижал свою руку к сердцу - Знай: я люблю тебя. А теперь иди, я хочу отдохнуть.
Когда я был почти у двери, ты сказал:
- Запомни: ты и я - навсегда вместе.
Том узнал что брат умер с улыбкой на лице. Его ничего не беспокоило. Он знал. Он был готов. Но Том не был. Он впал в безумство и его поместили в больницу для душевнобольных. Через 9 дней после смерти Билла санитары обнаружили в палате Тома открытое окно из которого струился холодный осенний воздух. шел дождь. На тумбочке лежал клочок бумаги на котором было выцарапано всего четыре слова:
“Ты и я - навсегда вместе.”

http://www.liveinternet.ru/users/black_ … t56977115/

http://www.liveinternet.ru/users/black_ … t53564762/

Я потерян для мира. Я сейчас стал никем. Я упиваюсь своей славой, упиваюсь фанатками и их желанием меня. И им нравится. Все это их только заводит и распаляет еще сильнее. И мои движения по сцене, и мой голос и мои манипуляции с микрофоном, и мои взгляды из-под длинных ресниц. Их заводит все, абсолютно все. Только не одна ни знает, как мне дается вся эта сексуальность. Вся эта страсть. Как сильно и громко я плачу ночами. Пытаясь стать таким, каким вы видите меня на сцене.
Сцена – это мой образ.
Сцена – это два часа моей игры.
Сцена – моя жизнь и моя смерть.
Сцена – это мой ад.
Я уже ничего не могу с собой поделать, запираюсь в номерах гостиниц и, падая на холодную постель, начинаю плакать, растирая по щекам слезы и косметику, становившуюся ненужной. Я ненавижу этот макияж, хоть упорно твержу, что «без него я сам не свой». Это верно. Только в нем я могу играть. Но в гостиницах, в холодной темной тишине я не хочу играть. Косметика раздражает кожу, словно по ней прошлись наждачной бумагой и в глазах темнеет от одного взгляда на свое отражение. И я бегу умываться, смывать с себя эту гадость, эту маску, которую я одену уже на следующий день, что бы опять играть. Я – актер. Я – маска. Холодная, лживая, демоническая и прекрасная. Строгая, распущенная и сексуальная, желанная. Только Маску никогда не спрашивают. Маска теперь стала куклой, повинующейся малейшим прихотям.
Я заперт в этом круговороте дней, дат, событий, дверей, коридоров, лестниц, улыбок, фанатов, камер, фотографов и еще много чего. Я не могу вырваться, я слишком слаб и мне не помогают. А мне как никогда нужна помощь.
Когда-то у меня был мой брат. Мой старший брат Том, заботливый и любящий. Мы могли часами сидеть в номере, сидеть рядом и говорить и говорить обо всем на свете и нам бы не стало скучно. Мы вспоминали наше детство, хотя он любил его приукрасить и мы, потом долго над этим смеялись, думая, как было бы здорово, если бы история Тома была правдивой.  Я смеялся. Сейчас кажется, что это было вечность назад. Это так и было. В моей душе нет ни одного хорошего воспоминания о нем. Только его янтарные глаза в обрамлении густых черных ресниц, смотрящие на меня с немым укором. И я всегда вижу эти глаза. Когда пою на сцене, когда ложусь спать, когда плачу ночами, когда фотографируюсь. Это был его последний взгляд на меня. Его душа в последний раз смотрела на меня через эти глазки. После этого я помню еще черный надгробный камень, который я сделал сам, пытаясь забыть, сделать вид, что это конец, но это не конец. Я сам убил этот взгляд, сам заставил его закрыть глаза и отдаться мне. Он так и сделал. Доверился мне, а я его уничтожил. Все его начинания погасли в один миг. Все его рукописи, все его вещи, ноты, гитары сгорели, синим племенем в ту же самую секунду. Я сам стал убийцей. Он доверял мне, а я стал убийцей.
Теперь я плачу не только ночами, но и каждым свободным мгновением, проклиная его и его янтарные глаза в обрамлении густых ресниц. Почему я проклинаю, почему я ненавижу его? Неужели мне мало его смерти в моей душе? Неужели я верю, что он еще придет ко мне? Я стал игрушкой, куклой, марионеткой. Блеск шоколадных глаз исчез непонятно куда, просто пропал. А ведь его глаза тоже шоколадные.  А я не люблю шоколад. Поэтому называю его глаза янтарными, вспоминая, как они преображаются от солнечных лучей. Я требую у господа вернуть его мне, но меня не слышат. И я снова плачу, садясь на заднее сиденье машины, оставив фанатов  там, за пределами машины, оставив там свою игру.
Я так и не смог убить его до конца, не смог надавить на курок еще раз. Он где-то тут, я знаю. Я чувствую янтарный взгляд, и мне становится дурно. Я боюсь. Боюсь, что меня услышали и он тут. Боюсь увидеть его, потому что тогда я сам оттолкнул его. Убив, как я думал, в своем сердце.
По стеклам стучат фанаты, не хочу их видеть, чувствовать. Просто не хочу. Тем более по щекам текут слезы. Слезы от того, что он жив в моем сердце, и я вижу, как быстро рушится надгробная плита над моими чувствами к нему. А я так старательно ее строил. А я ведь даже не увидел его, только почувствовал, а надгробие рухнуло. Я хотел похоронить его, мои чувства к нему, но я не могу. Я стал слишком слабый, а он хочет и может подарить мне поддержку.  Надо бы вылезти из салона машины, найти его, взять за руку, посадить рядом и рассказать все-все, но я продолжая сидеть, растирая слезы. Чувствую, как машина двинула с места, но вскоре остановилась. Я заснул? Нет, мы просто остановились.
Дверь машины открылась, и вошел…. И вошел Я. Я замер, рассматривая его лицо, одежду, украшения.
Он  - точная моя копия.
Он – мой воздух, что бы я не говорил.
Он – моя жизнь.
Он – мое спасение и мое разочарование.
Он – смысл.
Он садится рядом, не говоря ни слова. Позволяет рассматривать себя, прикасаться к себе. И я осторожно изучаю кончиками пальцев его лицо, думая и благодаря всех, что не могу убить его, что не могу убить его в своей душе. Ругаю себя, на чем свет стоит за свое поведение, за свою самовлюбленность и за свой эгоизм. Он не двигается, но я чувствую, как он напряжен. И я чувствую, как сильно он счастлив.
   - Ты знаешь, я долго думал, как это будет, - очень тихо говорит он, заставляя меня вздрагивать и смотреть в эти янтарные глаза. И он опять молчит. И я молчу, потому что проваливаюсь в бездну его взгляда, растворяясь в нем и пропуская в свой взгляд всю свою любовь к нему.
Он видит и поэтому резко вздрагивает, чуть улыбаясь.
   - А я хотел тебя убить. И, мне казалось, я убил. Глубоко в себе.
   - Тогда почему ты сейчас так любишь меня?
А я не знаю, что сказать. Его голос пробирает до самых костей, заставляя дышать реже и глубже, что бы не задохнуться от приливов чувств.
   - Я всегда тебя любил.
   - Ты тогда прогнал меня. А я вернулся. Ты должен злиться, ненавидеть.
Дурак! Я не умею тебя ненавидеть. Я умею это сыграть, даже когда сердце разрывается на части, и я словно падаю в Тартар. Я все могу сыграть. Только почему никто не спрашивает, что чувствую я в этой игре?  Я готов был умереть сам, в тот момент, когда так сильно оттолкнул его прочь, разрывая свое же сердце на куски. Я умер. Я умер в ту самую секунду, забывая про все, кроме него.
   - Я никогда не ненавидел тебя.
   - Лжец.
   - Клянусь!
Я так хочу, что бы мне верил, но, видимо, не все сразу. Пока я буду довольствоваться тем, что он рядом. Довольствоваться теплом его тела и черными волосами, щекочущими мою щеку. Раз я не могу получить большего, буду собирать это по крупинке, умоляя его поверить мне, умоляя простить.
Том. Мой Том, мой брат, моя душа и мое дыхание. Я только сейчас, как кажется, понимаю, сколько прошло времени, и как давно я тебя не видел. И так легко было тогда оттолкнуть тебя, разбить нашу душу, рассоединить наше дыхание и упасть в черное озеро, утонув в страхах, лжи, предательства, измен, боли. Боль. Я так часто был с ней один на один, что сдружился с ней.  А сейчас он сидит рядом и я не чувствую мою верную подругу рядом. Почему? Просто пришел он, сел рядом и боли не осталось места. Она оказалась лишней.
   - Я не верю, Билл. Ты не можешь любить меня, если оттолкнул.
   - Тогда зачем ты тут? Почему?
   - Потому что я не могу без тебя. Потому что одиночество убивает меня, а я хочу жить. А без тебя я не могу, не умею жить без тебя. Ты – моя жизнь.
Это прозвучало так честно, так преданно, так открыто, что я заплакал. По-детски, в голос. А он вдруг обнял меня и начал гладить по голове, путаясь в темных прядях. От его прикосновений я вдруг четко осознал – без него я никто, с ним –  все. И от осознания этого мне стало нереально хорошо. Словно все встало на свои места, словно над моей головой опять светило солнце.
    - Томми….
    - Что ты хотел, Билл?
    - Я никогда не смогу тебя разлюбить, ты же это знаешь. Правда?
    - Я ничего уже не знаю, Билл. Могу ли я доверять тебе, как доверяя раньше? Я не знаю. Слишком сильна боль от предательства.
Я готов ползать на коленях перед этим человеком, прижимающим меня к себе и так сильно любящим меня. Только он все равно не поверит, и он будет прав. Я умер в тот день, когда оттолкнул его и не могу вернуться в этот мир, потому что он не простил.
    - Что я могу сделать?
    - Просто постараться переубедить меня. Показать себя таким, какой ты в жизни. Не надо мне твоих нарисованных улыбок. Я хочу видеть тебя живым.
   - Ты… ты вернешься?
   - Я уже вернулся. Только возвращение к прежнему облику будет сложным.
И я оглядываю его. Черные волосы, падающие на плечи, обтягивающая одежда, косметика, куча украшений.
   - Ты хотел стать мной.
   - Так заметно?
   - Совсем немного.
И он улыбается. А я готов молиться за эту улыбку и за этот смех, вырвавшийся сейчас из его горла. Готов напиться яда, только бы он так смеялся всегда, только бы его глаза всегда светились вот так же, и голос чуть дрожал от смеха.
    - Никогда не уходи. Ты слишком мне дорог.
Он смотрит мне в глаза, а потом я понимаю. Какие слова готовы сорваться с его губ. Но он лишь отворачивается, прикусывая нижнюю губу.
   - Я люблю тебя, - нарушаю я тишину в машине. Он дергается, точно я сейчас влепил ему пощечину. Но быстро успокаивается и опять смотрит на меня. Только в глазах нет былого доверия.
   - Я тоже люблю.

И что бы не случилось дальше, я всегда теперь буду с ним. Потому что чувствовать. Как сильно бьется его сердце рядом со мной, и слышать его голос теперь стало смыслом моей жизни. Когда я пытался его убить в себе, я не просчитал только одну вещь – я не могу убить в себе узы крови. Мы братья, мы близнецы и вещи, связывающие нас, сильнее всего, что существует на свете.

мой рассказ, не судите... хотя, нет. Судите строго!
Названия нет, прото не знаю как назвать, может поможите)))

Сегодня вообще все не так как было года два назад в этот день. В это самое число и в это самое время. Я знаю, что ты помнишь, как было хорошо тогда, и ты точно знаешь, что я знаю, что ты знаешь, что я знаю. А что же сейчас? Я один сижу около нашего дома на крылечке и смотрю в ночное небо. Мои мысли только о тебе и я не могу ничего с собой поделать. Я хочу быть с тобой, ведь раньше, да, тогда два года назад мы с тобой сидели тут, спасаясь от фанаток и от доставших нас одноклассников. Тут был наш дом, тут мы были в безопасности, под надежной охраной  уюта, тепла, любви и доверия. Когда вся эта защита умудрилась рассыпаться в пыль? Я не знаю. Наши гастроли, наверное, сыграли решающую роль. Мы подолгу были по одному, я сидел в номере, пытаясь написать новые песни, а ты веселился на дискотеках с милыми девушками. По ночам. Пока я спал. Ты трахал одну из этих девиц, от ваших совместных постанываний я просыпался. С утра злился на тебя, но тогда ты подходил ко мне и, обнимая меня за талию, прижимаясь ко мне всем телом, говорил, что это нужно лишь для поддержания имиджа. Я, как дурак, верил во все это. Верил на протяжении многих лет, в течение которых ты все еще ублажал этих девиц.
Так могло продолжаться еще долгие годы, ты бы спал с ними, а с утра приходил бы ко мне и нежно целовал, не давая большего. Но однажды… год назад, ты вошел к нам в гримерку и объявил, что женишься. Ты светился как ангел и в глазах горел огонь радости. Я принял все это, улыбался вместе со всеми, поздравлял, интересовался, как у вас все будет…. В общем, я играл. Играл со своими чувствами и со своей болью. Я хотел довести себя до предела, так что бы пошли мысли о самоубийстве. Когда вы все начали пить, я тихонько покинул вашу компанию и тоже пришел сюда. Тогда тоже была ночь и на небе так же были звезды. И на моих глазах так же сияли слезы, в которых отражались маленькие звездочки. А потом взошла луна, и я заплакал. Уткнулся лицом в ладони и заплакал, тихо, только плечи дрожали. Чего я тогда ждал? Того, что ты придешь, обнимешь меня и начнешь целовать, приговаривая, что это была только шутка, что ты никогда не женишься, что будешь со мной. Ты так и не пришел. Уже утром я понял, что просидел тут всю ночь. Что мне оставалось. Кроме как пойти обратно в студию? Ничего.
Там все было прекрасно, веселье било через край, конечно, твоя свадьба – великое событие для всей группы. А как же я? А тебе было плевать, ты был пьян. Ты тоже смеялся и тут…. Тут вошла она. Милая девушка, но она мне понравилась лишь внешне. Нет, она была со мной осторожно, внимательна, добра и приветлива. Меня просто пугало то, что именно ее выбрал ты. Хотя, нет, это не пугало, это бесило меня, расстраивало и унижало. А ты даже при мне полез ее обнимать и целовать. Прости, я не выдержал. Я опять ушел. Теперь я в самом деле хотел покончить  собой. Но я не стал. Я хотел, что бы мне было плохо. Хотел умереть именно от этого. От боли, сжирающей меня изнутри и от одиночества, которые теперь жили во мне. Я не мог радоваться, и моя улыбка была натянутой. Мои фотографии пугали всю группу, и я перестал фотографироваться. Это никак не сказалось на популярности группы, ведь на концертах я выкладывался так же, как и раньше. Мы так и не сказали, что ты женился на ней. А ты женился. Я не пришел на эту свадьбу. Не мог. Я сидел тут и представлял, что ты, не увидев меня в зале, бросишься меня искать. Как глупо это было с моей стороны! Конечно, ты не побежал за мной. Мы перестали общаться. Хотя на сцене я так и не смог побороть свою привычку приближаться к тебе, что бы послушать,  как сбивается твое дыхание и почувствовать твое сбивающееся дыхание. Это были секунды счастья.  Моего счастья, ведь я больше никогда не подходил к тебе так близко. Я привык. Но, слушая твое дыхания и тихий шепот, подпевание мне, на глаза наворачивались слезы. Я готов был умереть за эти секунды, за их вечность. Но мне приходилось отходить от тебя и что-то во мне ломалось. Ты, я это знаю, не раз слышал, как я плачу после концертов, заперевшись в своей гримерной, которая теперь стала отдельной. Ты слышал, но никогда не спрашивал, что со мной. Мы вообще почти не разговаривали. По моему желанию. Вы с ней жили прекрасно, душа в душу и я безумно боялся сказать тебе все, что думал о тебе, высказать все свои чувства.
Ты был не против, ты все время был с ней. А я в это время медленно умирал дома, кусая губы до крови и вырисовывая иголками какие-то рисунки на животе, но так, что бы обязательно до крови. Засыпал я только тогда, когда на животе не оставалось свободного места для новых ран. Мои простыни были в крови и, меня это устраивало. Шторы в комнате были задернуты, дверь всегда запиралась на ключ. Так мне было легче.
Сегодня я опять сижу тут. Знаю, ты смотришь в окно, смотришь на меня, а я опять плачу. Милый, я хочу, что бы ты подошел ко мне, обнял, поцеловал и сказал, что скоро все будет как раньше. Но ты просто смотрел на меня, я чувствовал твой взгляд.
Нам 22 года, и мы не общаемся. Я все так же плачу ночами, ты все также стонешь в постели с девушками, хотя, нет. Теперь со своей женой. Прости. Я так тебя люблю, что никогда не смогу покончить с собой. Ты мне слишком дорог, и я буду дышать, пока дышишь ты.
Я поднимаю голову вверх и  встречаюсь взглядом с тобой. В твоих глазах тоже слезы. Ты делаешь шаг от окна, но я качаю головой - ты замираешь, не отводя от меня взгляда. Мы так и смотрим друг на друга, словно увидев впервые. Может быть так оно и было, не знаю. Так приятно было разглядывать твое лицо и чувствовать на щеках холодные слезы. Да, теперь они были холодные. Ты тоже плакал, и твои слезы капали вниз, падая на меня. Ты печально мне улыбался, а потому все же отошел от окна. Я опустил голову, и плечи затряслись от рыданий. Я очень тебя люблю, братишка. Больше нет смысла сидеть тут. Зачем? Замерзнуть окончательно? Мне и так холодно, я уже дрожу. Лучше встать и уйти, но нет сил. Слишком устал.
Что-то теплое ложится мне на плечи, и ты садишься рядом, обнимая меня. Я смотрю на тебя и молчу. Не хочу, боюсь сказать лишнего. Ты заглядываешь мне в глаза. У тебя такой печальный, теплый взгляд, что слезы из моих глаз бегут быстрее. Ты прижимаешь меня к себе так осторожно, словно я могу исчезнуть, рассыпаться в пыль. Я больше не могу. Притягиваю тебя к себе и рыдаю у тебя на плече. Ты нежно гладишь меня по голове.
- Том, я люблю тебя, больше жизни. Нет, не говори ничего, просто будь тут. Ты мне сейчас так нужен, ты такой хороший. Такой нежный, Том. Я никогда тебя не разлюблю, ты мне веришь? Нет, молчи. Лучше не знать ответа, слишком больно. Том, ты сейчас так близко, это самые лучшие минуты моей жизни, не уходи, слышишь?
Я тараторю на бешеной скорости, иногда путаясь в словах. Я так долго молчал, ничего не говорил, что сейчас слова льются нескончаемым потоком. Ты прижимаешь меня к себе сильнее. Чувствую, как ты дрожишь от слез и холода. Мне хочется тебя целовать, но я не могу. Ничего не могу. Устал. Да и просто нельзя тебя целовать.
***
- Билли!!! Проснись! Мы же проспали! Давай, скорее!
Открываю глаза. Что со мной? Что происходит? Где я? Оглядываюсь. Я в своей комнате, рядом прыгаешь ты, пытаясь натянуть необъятные джинсы. Нам по 18 лет, все хорошо, значит. Потом подходишь на меня, смотришь мне в глаза и садишься рядом.
- Что с тобой?
- Томми, Томми, а ты ведь всегда будешь со мной, правда?
- Конечно, а как же иначе?
- Даже, когда нам будет по 2 года, так?
- Так. Господи, да что с тобой?
- Просто кошмар приснился.
- Я всегда с тобой, братишка.
Отскакиваю от тебя, на глазах слезы.
- Называй меня по имени, прошу, умоляю, Томми!
- Хорошо, хорошо, хорошо, Билли. Хорошо, как ты хочешь
Ты начинаешь меня целовать, и я таю от каждого твоего прикосновения. Ты даришь мне рай, мой маленький рай. Ты слишком нежный и я отвечаю на твои нежный, робкие поцелуи своими страстными, горящими желанием.
***
Как не странно, я был прав. Мой сон сбылся, хотя я старался быть с ним каждую секунду и делать все вопреки своему сну. Сейчас мне 22 года, и это не сон. Я сижу на скамейке в парке и думаю о тебе. Ты уехал из страны к ней. Своей жене. Как ты не обещал мне, а сдержать этого ты не смог. Ты все еще называешь меня «Билли» и мне приятно слышать это. Он сбылся и не важно, что не дословно, что не совсем так. Мы общаемся, иногда ты даже робко целуешь меня в щеку, иногда я сам затаскиваю тебя в свой номер и тогда мы оба хотим друг друга, особенно ты. Может хорошо, что мой сон не сбылся целиком, а все произошло именно так как есть сейчас, а может и плохо, что он вообще сбылся хоть как-то. Но я люблю тебя, и я всегда буду тебя любить и буду жить рядом с тобой, для тебя.

Фанфы просто класс!!

Автор: Unreal.
Название: My December.
Жанр: slash, romance.
Пейринг: Tom/Bill, Tom's POV
Рейтинг: PG-13.
Размер: mini.
Статус: закончен.
От автора: Написано для Le Roi est Mort, ей же и посвящается. ) С днём Рождения, Твинс. Скучаю по тебе.

My December.

Он кажется совершенно спокойным. Такие плавные, сосредоточенные движения. Скользит, словно тень, от кровати, где лежит сумка, до шкафа. Звонкое перешёптывание металлических вешалок.... Берёт только одну куртку и олимпийку. Любимые джинсы. Сворачивает всё это так аккуратно, так ровно и компактно кладёт на дно сумки... к горлу подкатывает тошнота. Откидываюсь в кресле и задерживаю дыхание. Больно. Но взгляд не отвожу – хочу насмотреться, перед тем как.... Исчезает в освещённом проёме ванной. Тут же возникает в нём снова, что-то внимательно читая на бутылке с шампунем. Уже через мгновение равнодушно бросает её на кровать поверх полотенца. Я слежу за её падением, я, кажется, тоже падаю. Зацепиться бы хоть за что-нибудь, удержаться бы.... Скользит тонкими белыми пальцами по полке с дисками. Вверх. Потом вниз. Снова вверх. Выбирает один. Кажется, Placebo. Чёрная обложка.... Не могу разглядеть, перед глазами какая-то странная горячая пелена, здесь жарко, хотя чёртовы кондиционеры заряжены на полную. Оттягиваю ворот футболки.

Он совершенно спокоен. Теперь я всматриваюсь в его лицо, отчаянно желая увидеть в нём ярость, обиду, раздражение. Ненависть – я согласен даже на это. Но ничего. Ни капли сожаления. Садится на кровать ко мне спиной, обувает кроссовки. Встаёт и, замерев на секунду, одним движением стаскивает через голову футболку, швыряя её в кресло. Натягивает чёрный свитер, куртку. Берёт с чайного столика паспорт и билеты. Я вдруг со всей страшной очевидностью осознаю, что.... Всё. И падаю, отчаянно пытаясь удержаться.
- Что ты делаешь? – не узнаю собственного голоса – так жалко и сдавленно он звучит.
Билл застывает, рассматривая своё отражение в зеркале над комодом. Я знаю, что он видит там. Я тоже это вижу. Он совершенно измотан, нездоровую синеватую бледность на щеках уже невозможно замазать ни одним мейкапом. Как-то быстро всё случилось, незаметно. Мы заигрались. Нами заигрались.

Дотрагивается пальцами до своей скулы. Наверное, собственное лицо напоминает ему обо мне, поэтому он поворачивается и как-то странно смотрит мне в глаза. Как будто прощения просит, что ли.... И взгляд этот отвратительный, извиняющийся, неоправданный и несправедливый, незаслуженный мною взгляд вдруг будит во мне такую волну ярости, что мгновенно влившийся в кровь адреналин лишает рассудка. За долю секунды оказываюсь рядом с ним, со всей силы сжимаю его руку, придавливаю к комоду. Он даже не морщится, хотя запястье, стиснутое моими побелевшими пальцами, кажется, вот-вот сломается, как сухая ветка.
- Я спросил, что ты делаешь? – мой голос уже не жалкий, он металлически вибрирует от бешенства, и сквозь захлёстывающую меня волнами злость я чувствую удовлетворение от этого, - зачем ты это делаешь?
- Том, не сходи с ума. Мы оба уже достаточно спятили. Надо притормозить, - говорит он искренне и просто, глядя мне в глаза без тени раздражения или страха.
Отпускаю его руку. Ярость исчезает так же мгновенно, как появилась. Всё тело, кажется, налилось свинцом – я не могу пошевелиться, сказать ничего не могу. Смотрю на него и беспомощно глотаю воздух, как рыба, вытащенная из воды.
- Том... Том..., - потрясённо, даже как-то испуганно выдыхает он и обнимает. Крепко-крепко прижимает к себе, гладит по спине, целует куда-то в шею. Я вздрагиваю, это почти невыносимо, - ну, что ты, а? Всё будет хорошо, обещаю.... Всё будет как раньше. Просто немного подожди....
- Ты мне мстишь. Но что я такого сделал? – вот чёрт... звучит так глупо и совершенно по-детски, но это единственное, о чём я думаю сейчас. Да, вот так просто и ясно хочу знать: за что?
- Да о чём ты? – он на мгновение отстраняется, чтобы взглянуть в мои глаза, и снова тут же крепко прижимает к себе, утыкаясь носом мне за ухо, - ты бред несёшь....
- Тогда помоги мне... понять тебя..., - я тяну время, хочу подольше чувствовать его тепло, запах, просто висну у него в руках, наваливаюсь. Наверное, пытаюсь удержать.
А он ничего не говорит и лишь ещё сильнее стискивает мои плечи, сам уже дышит часто, прерывисто. Дрожащими пальцами распутывает дреды.
- Это не назло тебе, Том, понимаешь? Не назло, - шепчет мне в волосы, - я тебя люблю. Ты мне веришь? Всё стало непомерным.... Слава, амбиции, деньги. Я не тяну больше, Том. Посмотри на меня, посмотри, кем я стал.... Ты же знаешь, как это, когда кажется, что стоишь на краю. Мы вместе стоим. Мне нужна передышка, я тебя прошу, дай мне её, отпусти.... Всего месяц. И я смогу отдышаться, Том, подумать.... Ты же знаешь, я выкарабкаюсь, но я должен сам. Просто отпуск. Ну, проведём один отпуск врозь, разве страшно? Всего месяц. И вернусь. Это ради нас....
- Не уходи.
Странное ощущение. Впервые за последние несколько недель я вдруг чувствую себя способным ясно и искренне рассказать Биллу обо всём, что жрёт меня изнутри. И впервые понимаю, что не нужно ничего рассказывать – он знает.
- Всего лишь месяц, Том....
- Тебе не помогут там. Тебя там не знают, - отстраняюсь, жадно рассматриваю его белое осунувшееся лицо, огромные усталые глаза, мягкую улыбку. Прижимаюсь губами к щекам, векам, лбу. Не целую – просто прижимаюсь. А кожа такая холодная. Если даже я не могу его согреть, кто сможет?
Он закрывает глаза – запоминает ощущения. Я не хочу закрывать их ни на секунду – мне нужно запомнить его всего. Мне нужно защитить его, но я не знаю как. Когда-то в школе я чётко знал, что делать, чтобы разные твари не трепали ему нервы. А теперь не знаю. Тварь, от которой я должен его закрыть, слишком абстрактна, слишком сильна и губит меня самого. И впервые в жизни я беспомощный как ребёнок, и, как ребёнок, хочу заплакать от осознания своей беспомощности.
Тишину нашего прощания нарушает звонок. Билл достаёт из кармана сотовый, молча слушает пару секунд и отключает.
- Это Дэвид, - произносит еле слышно, одними губами, - ждёт внизу. Пора....
Последний долгий взгляд друг другу в глаза. В нём есть всё, что ещё не успели сказать: что я боюсь за него так, как в жизни не боялся, что он боится за нас, что просит у меня прощения за всё это, что я не уберёг его и жалею, и что мне не о чем жалеть, потому что всё ещё обязательно будет хорошо.
Целую его. Ещё и ещё. Ловлю холодные губы, но он уже ускользает из моих рук, отворачивается. Слишком больно для нас обоих. Бросает в сумку полотенце и шампунь, диск, паспорт. Надевает тёмные очки.
Дальше всё словно во сне. Молча спускаемся вниз, выходим на улицу. Чёрный фольксваген, припаркованный на стоянке, пару раз мигает фарами. Я иду с ним до машины, и там, под равнодушными взглядами телохранителей, мы прощаемся быстро и тихо.
Билл ныряет на заднее сидение, машина трогается с места, медленно выруливает, пытаясь разойтись с паркующимся мерседесом. Окрашивает красными всполохами габаритных огней тонкий слой снега. Делает рывок и растворяется в ночной темноте.
Вот и всё. Меня наполовину нет.

***
Билл сам так решил. Через несколько часов после последнего срыва, когда он, загашенный алкоголем и экстази, до сплошных чёрно-красных кровоподтёков избил портье в берлинском отеле, взбесившего его попыткой сфотографировать на телефон. Билл молотил кулаками, не помня себя, с такой скоростью и силой, что бедный парень просто забился в угол, пытаясь закрыть голову руками, и выкрикивал что-то нечленораздельное. Наверное, умолял Билла остановиться. Но Билл зверел ещё больше, разводил его руки в стороны, хватал за волосы и с яростным наслаждением разбивал переносицу. Всё это я наблюдал какую-то секунду, когда открылись двери лифта и передо мной предстал скудно освещённый коридор. В следующий момент я уже оттаскивал брата от сжавшегося в комок человека с окровавленным лицом, а он рвался из моих рук, как волк, почуявший кровь – беззвучно и яростно.

Не помню, как затащил его в номер. Как вызвонил Дэвида. Как умудрился удержать его бешенство, прижав своим телом к постели. Хорошо помню только момент спустя три-четыре часа, когда я сидел на полу возле кровати, в номере было темно, я думал, что он давно спит. И вдруг услышал: «Я превратился в одного из тех ублюдков, да?». Не знаю, кого он имел в виду под «теми ублюдками». Их было много в нашем детстве, ещё больше стало потом, когда мир шоу-бизнеса принял нас с распростертыми. Я промолчал тогда, только сжал его руку в ответ.
- Я решил Том, - сказал он ещё через минуту, - мне нужно уехать в одно место. Это далеко отсюда.
- Куда?
- Это далеко.... Так надо.
А утром мы с ним пошли к Дэвиду, где узнали, что Юниверсал отвалил избитому портье сумму с пятью нулями за молчание и такую же администрации отеля – «за понимание». Потом Билл, весь как-то сжавшись в кресле и не поднимая глаз, тихо сказал, что нашёл через интернет абсолютно конфиденциальную, закрытую и очень хорошую клинику неврозов на Окинаве, в Японии, и хочет уехать туда на время. Один.
Дэвид посмотрел на него очень внимательно и даже, мне показалось, с уважением. Потом бросил быстрый взгляд на меня, проверяя, не против ли я. Сам Дэвид, конечно, был обеими руками «за». Уверен, не предложи Билл лечение на Окинаве, через пару дней он и Хоффман заявились бы к нам с настоятельным предложением пройти курс в какой-нибудь другой жутко дорогой психушке для знаменитостей, гордо именующей себя «клиникой неврозов».
Несколько дней ушло на оформление виз и переговоры с японцами. Юниверсал взял на себя все расходы – через два месяца у нас тур, и Билл нужен им в форме. Несколько дней я пытался его отговорить. Сама мысль, что мне придётся отпустить его от себя вот такого, балансирующего на самом краю пропасти, отпустить на другой конец света, к людям, которые никогда его даже не видели, была для меня постоянным ежесекундным кошмаром.
Сейчас этот кошмар стал реальностью. Сегодняшней ночью я не смогу заснуть. Завтрашней, скорее всего, тоже. Меня ожидает одна долгая бессонная ночь длиною в месяц.

***

Прошло 28 дней и 12 часов с того момента, как Билл сел в чёрный фольксваген возле нашего дома в Гамбурге и оставил меня одного. С тех пор нам удалось поговорить всего два раза – сразу, как он прилетел на Окинаву, и через пару часов после этого. В клинике у него забрали телефон, и новости о самочувствии брата я всё это время узнавал через справочную службу, где говорить со мной соглашались только после того, как я назову специальный пароль, каждое утро присылаемый на мою электронную почту. Да и новости были однообразными: «Господин Каулитц чувствует себя хорошо. Реабилитация проходит успешно. Доктор Мицуру очень доволен результатами». И всё равно я каждый день звонил туда, чтобы выслушать эти три предложения, будто это могло хоть чуточку приблизить меня к брату.

Но сегодня я словно заново научился дышать. Я увижу Билла. Я прилетел в Японию, чтобы забрать его домой. Еле стою на ногах и почти не помню, как провёл последние 27 дней, но, наверное, сейчас я всё равно сияю, как рождественские ели в аэропорте префектуры Окинава, потому что Дэвид поглядывает на меня с плохо скрываемым беспокойством и явно уже прикидывает, во сколько компании обойдётся лечение второго Каулитца....
По дороге в клинику я смотрю в окно, но ничего не вижу. Только представляю себе нашу встречу. Наверное, он выйдет, завёрнутый в какой-нибудь необъятный махровый халат, как любит ходить дома по утрам, слегка заспанный, взъерошенный. Не жду, что он будет абсолютно счастлив, и что всё, ранившее его однажды, ушло без следа. Просто молюсь, чтобы он примирился с собой. А раны его я залечу сам.

Машина въезжает на закрытую парковую территорию и медленно едет по широкой кленовой аллее, присыпанной снегом. Вдалеке вижу комплекс зданий, похожий на нагромождение зеркальных цилиндров. Останавливаемся у покрытого тёмно-синим ковром крыльца. Нас встречает целая делегация японцев. Все кланяются, улыбаются. Выхожу из машины. Ноги немного ватные от волнения. Напряжённо вглядываюсь в стеклянные двери клиники, сквозь которые виден ярко-освещённый вестибюль.... Там никого, кроме уборщика, протирающего пол. Сердце отчаянно стучит в груди, я начинаю паниковать. Где-то рядом монотонная болтовня на японском с примесью немецкого. Смотрю на Дэвида в надежде, что он сейчас скажет, куда мне идти, чтоб увидеть брата. Дэвид улыбается. Это бесит. Рядом с ним точно так же лыбится пожилой японец с седыми висками и кивает на меня. Я снова беспомощно всматриваюсь в пустой вестибюль. Японец подходит ближе, кладёт руку мне на плечо и ведёт за собой куда-то в сторону от крыльца. Проходим метров сто от здания к небольшой каменной лестнице. Я вижу великолепный заснеженный парк, раскинувшийся внизу. И тонкую одинокую фигурку у пруда под гигантской ивой.

Я не чувствую, как бегу. Кажется, что просто лечу по воздуху. Передо мной лишь постепенно приближающийся смысл моего существования, одетый в красную утеплённую куртку и длинный чёрный шарф, обмотанный вокруг шеи несколько раз. Он стоит спиной и... кажется, он увлечён кормлением белки, сидящей на большом камне у пруда. Всего пара метров. Он оборачивается в самый последний момент. Перед тем, как вцепиться в него мёртвой хваткой, я замечаю улыбку – ошарашенную, счастливую. Самую красивую улыбку в этом мире. Сжимаю в объятиях так, что у него рёбра хрустят, наверное. У меня хрустят – он ведь сжимает меня так же. Никак не могу надышаться им, голова кружится от судорожных глубоких вдохов. Трёмся друг о друга щеками как чокнутые. Находит мои губы, целует быстро, ласково и снова прижимает к себе. Потом отстраняется, снова целует. И мы почти вскрикиваем от переполняющего нас счастья, почти плачем. Я глажу пальцами его губы... они тёплые.... Он улыбается и смотрит так, словно хочет одним только взглядом облизать моё лицо. Опять прижимаю его к себе. Ноги уже не держат. Мы опускаемся на колени прямо на снег и, затихнув, долго стоим так, склонив головы друг другу на плечи. Мы снова вместе. Мы снова есть....

Автор: bredgit
Название: Одиночество
Статус: закончено
Категория/Жанр: Slash, Angst, Bill's POV и BDSM кажется тоже
Рейтинг: NC-17
Персонажи: Том/Билл
Краткое содержание: Том совсем не жалеет брата... Ну и все вытекающие обстоятельства из этого...
От автора: Первая работа, которую выкладываю куда-либо.

Bill's POV
Ты кончил и отвернулся, вроде бы как обычно, но что-то было в твоих глазах. Они всегда смотрели равнодушно на мои страдания от твоих резких и безумных движений внутри, а в этот вечер…Ты отводил взгляд… Скрывал то ли жалость, то ли сострадание. Но ты испытывал хотя бы что-то по отношению ко мне.
Но это не дает облегчения. Опять буду плакать в эту ночь… Ты пришел позабавиться…
***
Я снова и снова просыпаюсь в одной постели с тобой, но ты меня не обнимаешь. Ты практически не бываешь нежен со мной.
Наверное тебе захотелось разнообразия и теперь только девочек тебе не хватает. На много интереснее трахать собственного брата. Этим ты и занимаешься. Просто жестоко берешь меня, когда тебе этого хочется, наплевав на мои чувства.
Да, ты остаешься на всю ночь со мной в номере, но ты лежишь на противоположном краю кровати. Ты всегда, как только кончишь в меня, поворачиваешься на бок, отстраняешься подальше, и просто засыпаешь. Поначалу я пытался обнимать тебя, но это было бесполезно… Я просто твоя игрушка.
Тогда и я отворачивался спиной и тихо-тихо плакал. Я чувствовал себя унизительно… И становился самым одиноким существом во всем мире.
И сколько же еще может так продолжаться??
Том мог в любое время дня и ночи нагнуть меня и удовлетворить свое желание. Это было так мерзко... А я не сопротивлялся – бесполезно. Я стал зависим от собственного близнеца. Я хотел его тоже, но Том делал все очень грубо, думая лишь о собственном удовольствии.
Были разы, когда брат меня насиловал. Это доставляло лишь нестерпимую боль, а он зажимал мне рот рукой и продолжал трахать. Мои стоны он не любил, требовал, чтобы я лежал спокойно… Но как это возможно, если боль нельзя стерпеть??
Ради того, чтобы мой брат-близнец продолжал быть со мной, я готов пойти на все. Даже на унижение. По-другому наши отношения я оценить не могу.
Ведь я люблю тебя, Томи!
Люблю искренне, нежно… И так сильно!
А ты даже не целуешь меня…
Все это у нас называется «забавными играми», подразумевая, что с твоей стороны нет серьезных чувств, да никаких чувств нет. А тебе правда забавно смотреть в мои глаза, когда ты грубо двигаешься во мне? Совсем наплевать на меня?? Мне вот не весело, но пока ты на мне, я не пророню не единой слезинки. Я буду плакать отодвинувшись и так тихо, чтобы ты ничего не услышал… А ты и не слушаешь, не видишь моих дрожащих плеч…
Просто у тебя встает на мой вид «элитной дорогой шлюхи», ты сам мне так говорил.
Когда я кончаю, хочу закричать твое имя, но еще ни разу не сделал этого… Я просто до боли закусываю губу… И эта боль просто ни что…
А потом ты засыпаешь, до утра тебя больше ничего не интересует.
***
Вот и сейчас я лежу на противоположной от тебя стороне кровати. Ты, скорее всего, уже давно видишь сны.
А я уснуть не могу.
Страшно болит сегодня все сзади после тебя. Ты в этот раз меня совсем не растягивал и трахал без смазки.
Лежу и сдерживаюсь из последних сил… Но вот и первая слеза. Она прорисовала теплую соленую дорожку по щеке и впиталась в подушку. Закрываю лицо руками, плечи задрожали…
Я так люблю тебя Томи, и мне все равно, что ты делаешь со мной. Пусть мне каждый раз мерзко, плохо, обидно, я люблю тебя. Ты самый родной мой человек на всем свете – братик. Во мне столько нежности… А тебе все равно…
Я шевельнулся и почувствовал что-то на ягодице. Потянулся туда рукой. Мокро… Достал пальцы из-под одеяла… Кровь…
Первый раз…
Сегодня ты порвал меня, как девственницу. Этим вечером ты был особенно безжалостным к моему телу… К моей душе…
Я реально напугался, отбросил одеяло: на простыне ярко-алое свежее пятно. На несколько мгновений впадаю в ступор, не зная, что сделать.
Плачу от страха. Ощущаю себя одиноким… Ты совсем рядом, но сейчас не моя половинка. А точнее ты перестал ею быть, когда в первый раз по пьяни отодрал меня прямо на полу номера, вернувшись из клуба без очередной своей девицы… А на утро сделал вид, что ничего особенного не произошло.
В порыве тянусь к тебе. На губах застывает: «Том, помоги!» Слова так и остаются безмолвным шевелением рта. Я отдергиваю руку. Не прикоснусь к тебе, обойдусь сам.
Выбираюсь из постели и на трясущихся ногах иду в ванную, ошущая, как по одной из ног течет струйка. Подтер вновь рукой.
Идти оказалось вообще нереально: так болит между ног. Другой рукрй утираю слезы отчаяния. Я один… Совсем один…
Захожу в ванную, включаю воду и залезаю. Мочу руку и пальцами слегка прикасаюсь к себе там внизу. Вскрикнул, сморщился… Просто не удержался. Такой резкой, дикой боли не чувствовал ни разу.
Закапали слезы, я зарыдал в голос. Сел в ванной. Вода сразу приобрела бледный розово-красноватый оттенок. Внутри неприятно защипало. Встал, кровь потекла снова.
В этот раз ты трахал меня без смазки, а что дальше? Удалишь меня?? У тебя нет сострадания к моему телу, но душу не терзай!
Меня охватило отчаяние в конец. Сжимаю голову руками, не знаю, что делать, не могу остановить кровь. Всхлипываю громко, в голос… Опять опускаюсь в воду.
«Я справлюсь…» - пытаюсь убедить себя, но лишь с новой силой текут слезы.
Вдруг даже через шум воды услышал, как дверь в ванную открылась. Поднимаю голову. Ты с испугом на лице, у тебя даже руки дрожат. Ты быстро подходишь ко мне.
- Что случилось? – слышу в твоем голосе почти панику. Ты рассматриваешь мое заплаканное лицо. Мои губы дрожат, дрожат плечи. Не могу толком ничего объяснить.
- Откуда столько крови на простыне? – умоляюще спрашиваешь ты.
Я встаю, чтобы показать. Снова по той же ноге, по внутренней стороне бедра, начинает бежать вниз ярко-алая дорожка моей крови. Вижу в твоих глазах страх, боль и отчаяние – все то, что испытываю я.
- Повернись! – просишь ты. Я сделал, как ты сказал, а ты легко нагибаешь меня и целуешь в спину. Я вздрогнул всем телом. Впервые нежность, адресованная мне. Ты набираешь воду в ладонь и моешь меня. Мне невыносимо больно, я морщусь и продолжаю плакать.
- Потерпи, мой маленький! – произнес ты, а затем добавил. – Я очень испугался, когда проснувшись от твоих всхлипов, увидел это пятно крови на кровати…
Я ошарашено замираю, а ты лишь снова нагибаешься и целуешь в то же место, смывая мою кровь.
Может я уже просто сознание потерял от страха и мне все это видится?
Что с Томом?
Час назад он оттрахал меня, зажав рот, до крови, а теперь сам помогает мне привести себя в порядок… Неужели он и в правду напугался??
И ты так нежен. Второй рукой аккуратно придерживаешь меня за талию, а я упираюсь руками в бортик ванной. Чувствую всем телом твою нежность, а прикосновение руки сзади доставляет почти наслаждение сквозь боль… Закрываю глаза.
- Прости меня! – шепчешь ты. – Умоляю прости! Я последняя сволочь… Как я мог так с тобой?...
Твой голос дрожит. Я молча слушаю его и лишь иногда теперь морщусь от резкой противной боли между ног.
Ты начал вытирать меня полотенцем, так же заботливо, и я получил новый поцелуй на своей спине теперь чуть выше.
- Самый родной! – проговорил ты мне уже в лицо, помогая выбраться из воды. И я понял, что в сознании, это мне не кажется, это реальность.
Смотрю на тебя своими еще не высхошими глазами и не узнаю, не понимаю. А ты глядишь со всей возможной нежностью в ответ и обтираешь меня на сухо. Ты мне улыбнулся, поцеловал в нос. Я тоже выдавил вымученное подобие, растянув губы.
- Прости меня! – вновь шепчешь ты мне на ушко, заключая в свои теплые и такие желанные объятия. Твои руки легко скользят по полотенцу на спине, в которое я завернут тобой. Чувствую, как ты глубоко вдыхаешь, втягивая мой аромат в себя. Я дрожу от этой нежности, которую получаю впервые.
- Билли. – говоришь ты, глядя мне прямо в глаза и поддерживая мое лицо за подбородок. – Я люблю тебя. Всегда любил и буду любить!
Я опустил глаза, даже не могу его обнять в ответ, ведь брат сам никогда не разрешал мне.
Что же случилось тобой??
Я с усилием прикасаюсь ладонями к обнаженной спине, свиваю руки на твоей талии. А ты нежно и чувственно целуешь меня в губы.
Впервые… Я отвечаю тебе и так сладко становится внутри. Забываю обо всех обидах, все прощаю.
- Я тоже люблю тебя, Том! - произношу я также в первый раз и смотрю так, чтобы ты понял, что я забыл всю боль, которую доставил мне.
- Малыш, пойдем! – сказал ты и, сбросив полотенце с моих плеч, тянешь за руку в комнату, помогаешь аккуратно лечь на середину кровати, сам придвигаешься вплотную и обнимаешь, гладишь по волосам, целуешь в губы.
Почему так не было с самого начала? Зачем ты так изводил меня??
Я не верю еще до конца в происходящее и наконец-таки задаю вопрос:
- Что случилось, Томи?
Чувствую, как ты всем телом дрожишь и вжимаешься в меня.
- Билли, мой маленький! Я такой дурак. Я очень давно люблю тебя, но не признавался даже самому себе. – шепчешь ты своим горячим дыханием, оно щекочет мою шею.
- Я очень люблю тебя! – добавляешь ты. И я верю и улыбаюсь.
- Я тебя тоже безумно люблю! – проговорил я и в следующий миг мои губы накрыл такой необходимый сейчас поцелуй.
Я утыкаюсь в твою шею, положив голову на плечо, а ты продолжаешь перебирать мои волосы. Я все понимаю без слов. Они нам не нужны. Ты, мой милый Томи, просто сам верил в то, что между нами существуют лишь «забавы», но это никогда не было правдой. Ты боялся проявить свою нежность, так как не признавал, что между тобой и мной возможна любовь, такие мысли ты отвергал, вел себя жестоко, не позволял даже самому себе насладиться, лаская мое тело.
Но теперь все будет по-другому. Я знаю точно и могу спокойно заснуть.
С этого момента я не один, нас снова двое, мы вместе и составляем единое целое. Улыбаюсь и погружаюсь в сон.
***
И утром я просыпаюсь в одной постели с тобой, и ты меня обнимаешь.

я после него вообще в слезах сидела!

http://www.liveinternet.ru/users/black_ … t66229454/

Я...я в шоке... сладком шоке... не знаю... недавно дочитала и эмоции через край... смешать Гарри Поттера и Близнецов... я не думала, что так можно.... это... потрясающе... автору... спасибо... огромное... в общем.. читайте!!!